текст из романа А. Эртеля "Гарденины"
прочестьБыли три мниха: Федосей, и Лука, и Фома. Жили в горе, спасались. И говорит
один человек:
"Вот три мниха, и все трое великой жизни и одинаково понимают
спасение". - "Как так?" - спрашивают человека. И говорит: "Шел я дорогою,
встретил Федосея: несет вязанку дров, пошатывается от непосильного бремени.
И подумал я про себя: надо его испытать, - расскочился, прыгнул ему на
горб, так и придавил вместе с вязанкой.
Поднялся Федосей, оправился, поклонился, побрел, куда ему следовало, ни
слова мне не сказал. Вот пошел я дальше, вижу: идет Лука, в руках
выдолбленная тыква - воду несет к себе на гору. Постой, думаю, по эдакой
жаре да идти за водой в долину - великий труд для старца, дай я его
соблазню. И ударил по тыкве и разлил воду. Ничего не сказал Лука,
поклонился, поднял тыкву, спустился опять в долину. Иду я опять, вижу
Фому: сгорбился, опирается на клюку, присматривается к траве, кореньев
ищет...
Подбежал я к Фоме, ударил его в щеку, и Фома ничего не сказал,
поклонился, нагнулся к земле, зачал клюкой ковырять - корешок выкапывать.
Вот отчего все трое великой жизни и одинаково понимают спасение". И некто
сказал тому человеку: "Не все великой жизни и не одинаково понимают
спасение: ступай в крипту, стань за дверьми, слушай". И пошел человек в
крипту, и прислонился у входа, и стал слушать. Первый сказал Федосей: "Нес
я вязанку дров, и вдруг выскочил неистовый человек, вспрыгнул на меня и
повалил. Спасибо, отцы, я вовремя опомнился, Бога побоялся, а то бы наклал
ему в загорбок". И проговорил вслед за Федосеем Лука: "Было и мне
искушение: выбил человек у меня из рук тыкву с водой; так-то мне жалко его
стало, братья! Согрешил, думаю, несчастный, впал в соблазн, обидел старца.
Его-то жалко, а за себя радуюсь: я гнев преломил в себе, отошел от греха, со смирением претерпел обиду. Это мне зачтется". Фома ничего не говорил и только плакал. "О чем плачешь, авва?" - спросили его Федосей и Лука. И отвечал Фома: "Как же мне не плакать? Великий вред нанес себе человек, соделал грех, поддался искусителю; плачу от жалости по том человеке".
И еще его спросили, какой грех и в чем искушение, но старец молчал и не
переставал, плакал горькими слезами.